Праздничные традиции к празднику прп. Сергия Радонежского

Прежде, чем сейчас мы подойдем непосредственно к самому празднику прп. Сергия, я хочу сказать в целом о церковном годе и еще раз вспомнить и закрепить сегодня традиции проведения тех или иных праздников, чтобы в итоге формировались обычаи и традиции, потому как если раньше мы со всеми классами очень много делали, чтобы закреплять традиции (с моей стороны так было), то в последние года два-три я полагал, что поддерживать традиции — это дело уже всех, кто в их принял. Но и начинаю замечать, что принявших традиции, а тем более поддерживающих их, оказывается, совсем немного, и из года в год число таковых уменьшается.

В результате получается, что традиции начинают ломаться, обычаи начинают исчезать. Чтобы этого не происходило, я, предваряя сегодняшний праздник, хочу еще раз о них напомнить.

Перед этим один важный момент для нашего общиноучительного жительства: разница учебного процесса, который сейчас идет в общине и особенно в училище, т. е. общиножительство, от сложившейся светской системы обучения.

Светская системa обучения особо отрабатывалась и вырабатывалась именно в период безбожия. Но к такому варианту и такому способу она во всем мире шла последние три столетия. Т. е., как раз, если мы будем говорить об апостасийных процессах, которые происходят в мире в целом и особенно интенсивно, естественно, со стороны вражьей, они будировались и поддерживались именно в странах православных. И если весь неправославный мир как-то без всяких проблем и безпечно шел в эти апостасийные процессы, то православные народы входят и входили в эти процессы с большим внутренним сопротивлением.

При этом сейчас все деятели Церкви в России, судя по периодике и особенно по нашему Августовскому педсовету, на котором не последние из людей собрались в этом году, все говорят об одном удивительном феномене, который сейчас наблюдается в России. Во внешней жизни весь советский период было сделано всё, чтобы прекратилась собственно жизнь церковного уклада. Уклад — это добродетельные отношения с Богом и с ближними, из которых рождаются разные способы и формы этих отношений и разные формы жизни. Т. е., собственно чин отношений, собственно традиции, собственно обычаи уклада. Они не от ума приходят, не извне сваливаются на человека, они есть следствие добродетельной жизни, добродетельного отношения человека.

Там, где начинают развиваться добродетели, там согласно добродетелям складываются определенные обычаи, например, обычай никогда не замыкать дверь, который был когда-то на Руси, и до сих пор, говорят, сохранился в некоторых далеких деревнях. Этот обычай существует просто по причине честности. Или обычай заключать сделку только на словах: «По рукам?» — «По рукам». Все. Это же пришло из старины. Это сейчас всякая сделка должна быть оформлена, нотариально заверена, обезпечена в исполнении арбитражным судом, тюрьмой, целым судебным аппаратом, который гарантирует эту сделку, судебным, милицейским… Плюс еще штрафами и целой банковской системой, которая делает гарантирование всей сделки.

В православной стране и в православных отношениях между берущими в долг или же обменивающимися в сделке товарами между купцами никаких гарантирующих внешних условий не было, потому что гарантом была совесть. Как видите, обычай «ударить по рукам» — это обычай, основанный на добродетелях, и это есть уклад.

Поэтому конечно, уклад церковный — это внешнее отражение тех внутренних устроений церковного человека, которые и есть дыхание добродетелей и Духа Святаго в людях. В безбожное время все обычаи, традиции и чин церковной жизни вне храма были исключены категорически. Т. е. всё было запрещено, вплоть до того, что даже в самом храме запрещены были проповеди об укладе, в уклад ведущие. Выдерживалось содержание проповеди, чтобы оно касалось только богословского содержания Евангелия, а общиноустроительные содержания, личноустроительные содержания жестоким образом пресекались. Причем специальные люди следили за содержанием проповеди, вплоть до этого, уж не говоря о том, что какие-либо празднования после богослужения, какие-либо живые отношения: помочи, взаимно трудовые общинные традиции, всё было сугубым образом запрещено.

И вот феномен-то в чем заключается? При том, что внешне было так сделано, что уклад исчез в жизни Церкви, народ церковный остался верен Православию. И то, что сейчас происходит, массовое возвращение людей в Церковь, говорит о том, что наследие Православия вырезать из души даже за несколько поколений не получилось. И среди всех народов мира самый сопротивляющимся, самым живучим народом оказался русский. Сопротивляющимся против апостасийных процессов.

Апостасийные процессы не только запрещали внешний порядок жизни: уклад и обычаи, но самое главное, нужно было внутреннего человека переменить, и поэтому система образования, система воспитания, восстановления человека с детства до взрослого человека — система восстановления нового поколения совершалась таким образом, чтобы восстанавливался апостасийный человек.

Но одно только запрещение традиций уклада не позволяло это сделать, потому что сами добродетельные отношения, совестливость и порядочность, которая была свойственна российскому народу, да и вообще народам нравственно благочестивым — это сохранялось в семьях. Внешне в обществе традиции были порезаны, а в семьях эти добродетельные отношения продолжали сохраняться, и поэтому изменение человека в сторону ухода от Бога система повела через образование. Более того, сделала таким образом, чтобы образованию не мешала семья, потому что именно она более всего мешала апостасийному образованию.

Сделано это было гениальнейшим образом: семья подчинилась образованию и сделалась кнутом для того, чтобы загонять детей в образование, и школа начала обращаться с родителями авторитарным образом. Т. е., зачем нужны были родители в школе? Это сейчас пытаются их привлечь для того, чтобы они ремонт сделали или еще что-то такое, а раньше: никаких ремонтов, государство само всё сделает. Семьи собираются на родительское собрание только для одного — чтобы устроить головомойку родителям: при этом учитель, даже эта пигалица начального класса, только что закончившая педагогический институт и сделавшаяся классным руководителем первого, второго, третьего класса имела право на родительском собрании, которое проходило четыре раза в год, орать на родителей, какого бы они возраста, звания и чина ни были. Орать на них и требовать от них выполнять все свои установки.

Естественно, что поставленные в такое подчиненное положение родители приходили домой и устраивали головомойку детям, заставляя их входить в эту систему обучения. При этом именно в Советском Союзе система обучения была так тщательно выстроена и так хорошо исполнена, что по образовательным достижениям она является ныне признанной лучшей системой в мире.

А теперь давайте посмотрим: «А что это за характер человеческий, который образуется при таком лучшем его развитии?» Образуется человек, называемый по-современному «образованный», где под словом «образованный» имеется в виду «обретший знания», знания рационального характера. При этом поразительная штука: теоретическое богатство, которое давалось человеку, было очень большое, емкое, а связь теории с практикой практически не давалась.

Неудивительно, что когда выпускники вузов попадали на предприятия, мастера предприятий прямо говорили: «Все, чему вас учили в институте — забудьте, здесь мы будем делать всё заново». Наше старшее поколение знает это. Почему так происходило? А потому, что практик на заводе, тот же самый мастер, инженер, старший инженер на любом предприятии — он-то имеет отношение с конкретными практическими процессами. А человек из вуза, получивший теорию, причем очень высокую теорию, , связи с практикой вообще не имеет. И применить эту теорию на практике, он не умеет. И когда он начинает ее применять, то с высоты-то своего надменного образования, постоянно делает ошибки, заваливает процесс и поэтому вынуждены были запрещать ему делать то, чему он научен и переучивать его.

Получается, что практика с образованием конфликтовала. Одно дело конфликт в каком-либо производстве и совсем другое дело — конфликт в нравственном развитии человека. Когда человек приходит в рациональное знание — это не просто человек, который много знает, это человек еще и в нравственном своем уже измененный. Человек, который со школьной скамьи уже предал забвению нравственные силы. При этом образ нравственного поступка советский человек еще сохранял; поколение передо мной -удивительные в нравственном плане люди. Да, образованные, но несущие в себе образ нравственного поступка.

А вот уже мое поколение образ нравственного поступка еще пока содержит, но силы нравственного поступка не имеет. А поколение, идущее после нас, вы, вы фактически и образа-то не имеете нравственного. Вот сейчас встречаешься с вами, много таких недоумений возникает, начинаешь разбираться на педсовете, смотрим, откуда, в чем дело, почему такие странности в поведении происходят у вас… Вы-то как минимум стараетесь к чему-то идти, а там полно же молодежи на улице, которая вообще и старания-то никакого не имеет. Но все равно общий тон молодежи -совершенно отчетливый. Нет образа нравственного и тем более нет силы. Эта перемена связана именно с образовательным процессом. Происходит смещение акцента жизни, внутреннего акцента жизни с нравственной силы в силу рациональную.

И неудивительно, что сегодня общество признает как наиболее продвинутого человека, того, у которого сила переместилась в ум. Но при таком перемещении силы в ум, в рацио власть над человеком получают все страсти.

В современной культуре два апостасийных пути: один — это образовательный процесс, а другой — это процесс культурный. В образовательном процессе сила перемещается в рациональное умное действие, а в светской культуре сила перемещается в сердечное чувство. И поэтому все искусство — вместо православных обычаев, т. е. вместо церковного уклада начало развиваться искусство музыки, искусство театра, искусство кино, искусство живописи, искусство литературы.

В чем разница искусства от уклада? Уклад идет из глубин добродетелей, а глубина добродетелей — это дыхание Святаго Духа. Все явления искусства живут в чувственной сфере — это всё явления чувственные, обогащаемые поначалу, если брать классику нашу, высокими смыслами, т. е. содержательно, из разумного начала человека обогащаемые и благодаря этому имеющими содержательную глубину. Но уже даже в этой содержательной глубине силу свою черпающие из духа превосходства.

Поэтому все классики наши, классики музыки, живописи, театра, кино, литературы — те же Пушкин, даже Достоевский — это все люди, которые внутренне находились в серьезнейшем конфликте между духом превосходства и духом Церкви. И поэтому это люди по своей жизни уже отходившие от церковного уклада, большинство из них просто значительную часть своего жизненного периода вообще жившие вне Церкви. И это в то время, когда вся Россия была православной. А они уже по духу дерзости отказались от всех обычаев церковной жизни, вообще не ходящие ни на какие службы, тем более не участвующие ни в каких Таинствах. Это все выдающиеся наши деятели культуры. Начиная с Пушкина, Чайковского и т. д., а уж художники-передвижники все вообще внецерковные люди.

И с их стороны начинает внедряться в церковный обиход искусственная музыка, искусственное пение, и вот оно сейчас торжествует у нас.

Вот такая порча народа пошла. Это апостасийные процессы, т. е. процессы отхода от Православия, отхода от Бога, процессы, которые происходят внутри человека.

Внешняя апостасия — она видна. Все то, что сейчас происходит у нас в стране — это катастрофы внешней апостасии. Но дело не в ней, дело во внутренней апостасии. И поэтому, когда свободно появилась сейчас возможность восстанавливать церковный народ, народ Божий, то встал вопрос: а как это делать? Церковь раньше восстанавливала свой народ через церковный уклад. Сила церковного уклада была ведущей важнейшей силой, благодаря которой от взрослого — к детям, от человека добродетельного к человеку малодобродетельному непосредственно и прямо, без громких фраз и лекций, а непосредственным действием передавалась и сила, и образ добродетелей.

Сила уклада именно в том, что носители добродетели непосредственно передают добродетель восприемнику. Вот этот способ нужно было прекратить. Но он же носится в самом человеке, и поэтому как его можно было прекратить враз, указом внешним этого не сделаешь. Человека же не переделаешь изнутри, если ты внешне запретишь ему то-то и то-то делать.

И поэтому этот процесс апостасии, т. е. запрещения внутреннего человека растянулся на многие поколения. Вот триста лет сменялись поколения за поколением, примерно сорок лет на поколение уходило. Семь поколений как минимум потребовалось, чтобы привести человека в сегодняшнее его состояние. И вот мы с вами сегодня и сидим все, образа не имеющие и силы не имеющие. И могущие сейчас идти в добродетели только через представление, которое словесным образом воспринимаем. И вот когда совершенно очевидной стала задача, что способ, каким сейчас светское образование ведет людей — это не церковный способ, а что такое церковный способ — было не понятно. И все эти тринадцать лет работы училища — это поиск того метода восстановления церковного народа, народа Божьего, который бы соответствовал церковному способу.

Это я говорю, чтобы вы как люди, которые сейчас принимаете эстафету в стране от нашего поколения — мы сейчас уже сходим, вы же сейчас входите в силу и будете действовать — чтобы вы вошли сейчас в жизнь способными не просто поддержать церковное возрождение, а способными его крепко держать, зная, где образ и где сила. Более того, способными развивать дальше. Развивать — это значит суметь передать своим детям, следующему поколению, если Бог даст дальше еще жить миру — и образ, и силу.

Вы таковыми должны выйти из училища. Не безпечно поддерживающие все апостасийные способы светского мира, которые внедрились сейчас в Церковь, и в Церкви тоже сейчас это происходит. И поэтому воскресные школы, которые сейчас работают в Церкви — они сейчас терпят фиаско. Сейчас же кризис — обнаружилась, что воскресные школы не работают на Церковь. Почему? А потому, что они работают способом светским. Апостасийным способом они работают. Они не ведут в уклад, они не ведут в образ из силы добродетелей, они рассказывают об этом.

Для какой-то части духовных людей Церкви уже давно было известно по поводу семинарий, а сейчас это совершено ясно, что семинарии сейчас — это катастрофа Церкви. К сожалению, это мы видим по пророчествам, сейчас это уже не изменить. Эта катастрофа Церкви дальше будет продолжать развиваться и она-то и даст этот апостасийный народ, о котором говорится как о народе последнего времени, церковном народе, но народе, который не пойдет за Господом, он и не идет за Ним, который Господа использует для своих утешений, а идти за Ним не собирается.

И сейчас понятен механизм, что он идет через священство, т. е. враг пошел точнейшим способом. Если священство само будет по характеру своему светски образованным (по способу образования, не по содержанию, содержание-то церковное, а по способу образования будет светским), то такое священство само не будет иметь ни образа, ни силы, а только одни представления знанческие и соответственно и народ поведет именно в такой порядок, в такой характер.

И трагедия сегодняшнего времени именно в том, что сейчас возникло много семинарий, практически каждая епархия сейчас стремится, чтобы открыть семинарию. Два года назад их было уже тридцать. Сейчас, наверное, уже под сорок. Всего епархий 60. Если каждая епархия, задавшись целью создать свою семинарию, перейдет к этому, то возникнет у нас 60 семинарий. На какой манер и на какой способ семинарии у нас сейчас все возникают? Другого способа, кроме как светского — нет в сознании людей, недавно воцерковившихся. 10–15 лет назад воцерковились люди и сейчас устраивают семинарии. Каким способом они это делают? Тем, каким они сами учились. И возникают семинарии, выращивающие апостасийных людей.

Тогда понятно, почему и откуда явится огромное большинство церковного народа апостасийного характера. И при этом ни так называемое священство не будет подозревать, что это апостасийный народ, ни сами люди не будут подозревать о своей апостасийности. Все будут уверены, что так и надо, как они будут жить.

Вот какой ответ в итоге получается, если очень серьезно и внимательно сейчас всматриваться в происходящие процессы, потом искать, вчитываться в пророчества и искать причину, почему ход истории ведет именно в апостасию, почему? И если еще начать задумываться, какими механизмами это происходит?

Понятно, что в эти механизмы ввергает нас наша собственная страстность. Если б мы были с вами церковными по внутреннему из своей родной семьи, то нас и загнать-то невозможно было бы в это, и раньше так и было, что благочестивые родители своих детей в образовательную систему просто не пускали. А если пускали, то только после того, как были уверены, что они имеют силу и образ.

И мы увидим еще одну поразительную вещь: в Церкви есть институт монашества и институт святительства, т. е. епископов и священников. Дух церковный держал, прежде всего, и держит до сих пор какой институт? Институт монашества. Апостасийные процессы, прежде всего, захватили какой институт? Да, захватили институт святительства. Благочестивые семьи, которые не пускали своих детей в светское образование — тогда светским образованием было церковное образование, дали большой сонм монахов, необразованных, и уже в монастырях монашество начало образовываться само по себе, но не светским способом. Образовательная система в монастырях, монастырские библиотеки работали совершенно иным способом, нежели тот, по которому пошло светское образование, где готовились святители, т. е. священники и епископы.

При этом епископат брался весь из монашества, а получал образование в семинариях, а священство монашества вообще не касалось, и полностью были воспитанники семинарии. Кого более всего задели тогда апостасийные процессы из этих трех категорий: монахи, епископы и священники? Кто оказался под самим механизмом апостасии? Священники. И сейчас этот процесс идет самым мощным образом: еще епископат держит церковный образ, а священство уже не держит, но собственно суть церковной жизни всегда держало монашество.

Я к чему все это говорю? Чтобы вы не желторотыми цыплятами, что ли, здесь жили и были, знали, что за стенами Отрады идет страшная война, и эта война отчасти отражается у нас с вами здесь, на уровне наших сердечных движений, отношений, обращений, во-первых, с учебным процессом, во-вторых, с собственными страстями. Но вот вы выйдете после училища в мир, что пойдете вы защищать и что пойдете вы созидать в своей собственной деятельности — чтобы вы вполне сознательно разумели. И чтобы у вас была какая-то совершенно ясная позиция. Более того, чтобы твердость была, а не та расшатанность «шалтай-болтай», которую вольно или невольно переживала какая-то часть братий и сестер всякий раз, когда начинались вот такие революционные стихии или брожения в октябре и ноябре каждый раз после каникул, когда ценности светского образования врывались после каникул в училище и начинали тут мутить воду.

И я так смотрю, что из года в год все меньше и меньше тех, которые стоят против этого, которые разумно понимают, почему эта муть врывается сюда и что мы должны отстаивать, если мы стоим за что-то. Так за что мы должны стоять тогда? И где ты должен выстаиваться и выдерживаться точно?

Отчасти такие стихии революционные нас застали врасплох, потому что мы как-то так развивались лет восемь без всяких вторжений из мира, наоборот, все, кто приходили, они искренне воспринимали те ценности, ради которых и за которые мы сейчас стоим и в которые мы сейчас возрастаем и вас взращиваем.

А вот лет пять, четыре года назад…да, наверное, с момента всяких Валериных притязаний… Причем поначалу-то он, Илаев, проникся ценностями уклада. И первые два года, первый год он особенно развивался, принимая всё это, и искренне принимая. На второй год начался ропот, а уже на третий год он приехал со всякими революционными идеями. И училище, т. е. мы, сотрудники и я в том числе оказались застанными врасплох, мы как-то не ожидали этого. Тогда это заставило и нас очень сильно переболеть: «А что, собственно говоря, происходит?»

За эти три года стало совершенно ясно, что происходит. Враг, врываясь сюда, втягивает ценности светского способа обучения и потому зовет: «Летите, бегите в семинарии». Отстаивать свое жительство здесь может только человек, который совершенно разумно и сознательно стоит за церковный уклад. Но тогда это не светский образовательный способ, это как раз именно образовательный, т. е. подающий образ добродетелей. А вместе с ним, если ты будешь всерьез входить в аскетику, в конечном итоге, силу, потому что сила — это сила Духа Святаго. Но этот образ подается не через представление, а из силы в силу, т. е. от непосредственно имеющего добродетель к неимеющему, но жаждущему ее.

И что мы сейчас увидели? Мы заметили, кто такой «жаждущий добродетелей». Это кто внутренней потребностью, сердечной потребностью вглядывается в доброе ближних. И оказалось, что это как раз наиболее трудная задача. Увидеть предмет осуждения, т. е. худое в ближних — это просто, там даже никаких усилий нет. Более того, это собственно их жизнь. Посудачить по этому поводу, порассуждать, «косточки поперемывать» — это сама жизнь, а вот отказаться от такой жизни и начать вглядываться в доброе ближних, в добродетельное ближних — вдруг оказывается, всё внутренне противится этому. «Это я то, да на эту дурнушку буду смотреть со стороны ее доброты? Да она мне вовек не нужна, ни сама она, ни со своей добротой». «Это к этому-то прохиндейному брату мне еще обращаться к его доброте, да еще и вытаскивать доброту, которую и извлечь-то невозможно — он сам ее не знает. А мне еще надо ее из него извлекать. Да зачем мне это надо?» Вот с чем мы вдруг встретились.

С этим мы встретились с такой силой, что, оказалось, захотеть добра в другом совсем не так просто. Это вот причина нашего школьного обучения, т. е. мы настолько сейчас уже апостасийно испорченные люди, что видите, эта потребность добра никак не происходит. Если где-то она идет, то только ради того, чтобы «я состоялась» или «я состоялся». «Да, я хочу сейчас добро обрести, чтобы в итоге перед всеми светиться своим добром».

Церковный же уклад как раз именно там получает свою воспитательную силу, где он со стороны старших, имеющих в себе добро, этим добром наставляет, не словом только, а прежде всего самим образом добра, совершаемым поступком, прежде всего поступком и примером совершает это добро в ближних, в меньших, младших, но при том, что младший хочет этого, а если младший на дух не приемлет этого добра, более того, встречаясь с человеком старшим, несущим в себе это добро, даже и не здоровается, что сегодня обнаружилось среди всех сестер-студентов (студенты-сестры вообще не здороваются) — значит нет внутренней потребности к добру.

И вот это есть то, что должно быть преодолено, потому что если это не преодолеется, то нет церковного уклада, собственно, самого уклада нет, потому что нет образа, живого образа, примера, поступка, и нет силы.

Мы сегодня уже совершенно точно знаем, что восстановление церковного народа помимо уклада невозможно. Способ восстановления только один — это церковный уклад. Возникаетвопрос: что есть стержень, основа церковного уклада? Стержнем и основой церковного уклада является богослужебный годовой круг, с его Таинствами и, самое главное, с той периодикой событий, которые происходят: это приготовление к празднику, в некоторых случаях наиболее великие праздники приготавливаются многодневными постами. Значит, обязательно приготовление к празднику, а в некоторых случаях — многодневными постами. Во всех случаях приготовление всегда постами, к любому празднику, если мы действительно собираемся войти в праздник, даже если ты не причащаешься. Даже если ты просто исповедуешься, даже если ты и не исповедуешься и не причащаешься, но ты хочешь войти в праздник и богослужение слышишь духовно — тебе надо к нему готовиться, а подготовка только одна — пост. Пусть это говение всего-на всего трехдневное, но это пост. А чем больше праздник — тем больше полнота или длительность этого говения, или поста должна быть.

Раньше же была норма семь дней готовиться к причастию, знаете? К любому причастию семь дней подготовки. А еще была норма, что подготовка к причастию сорок дней, не менее, но это многодневный пост, и отсюда и родилась традиция причащаться четыре раза в год: в многодневные посты приготавливаются, и в сам праздник человек причащался. Это привело к тому, что народ вообще перестал идти за Богом, тоже перекос произошел, но к любому празднику период подготовки, потом сам праздник и ты его должен пережить содержательно, ты должен услышать каждое слово этого содержания не только в представление, что, к сожалению, происходит у нас с вами, а пережить его в образ добродетели, о котором говорится в церковном богослужении. Более того, так подготовиться за предыдущие дни и такой порядок жизни иметь, чтобы, войдя в богослужение, пережить силу содержания богослужения. И затем, обретясь в образ и силу, выйдя из праздничного богослужения, продолжить жить в этом образе и в этой силе в попразднстве. Т. е. в самой трапезе и праздничных делах, которые происходят в данный праздник. Это трапезы, это те обычаи, которые связаны с празднованием. И затем закреплять это, через богослужение и содержание в попразднстве. Но, к сожалению, мы этого вообще сейчас не можем, благо вот сейчас только некоторым радением Владимира Тимофеевича внедрилось попразднство чисто содержательное, но попразднество богослужебное, наверное, только монастырский уклад способен дать. Так вот, хотя бы всодержательном попразднстве, которое удерживало бы нас в размышлении и во внутреннем вхождении в тот образ и силу, который мы получили на службе, продолжать закрепляться.

И потом начинается следующий период — просто будничной жизни, между праздниками, где необходимо развивать то, что ты получил в празднике. Вот в чем заключается богослужебный годовой круг. И это есть сердцевина уклада.

Вопрос. Можете рассказать, как раньше русские семьи, действительно благочестивые, отмечали праздник, как они после богослужения приходили домой, какая у них была трапеза? Есть такой образ?

Сейчас не буду, как заказ принимаю. К сожалению, очень мало описаний. Но специальные поиски какой-то материал дают, очень скудный, но есть. Если внимательно вслушиваться в последовательность праздничных событий, то вы даже сами внутренне услышите, что это должно быть, потому что рождаются-то обычаи из потребности же внутренней, и если ты внутренне изменился, внутренне ты стал добродетелен, то сама по себе добродетель требует именно такого характера проведения времени. А если ты добродетели не имеешь, не имеешь любви, так делай дела любви хотя бы, да? Т. е. делай дела добродетелей, да, они будут у тебя внешними, да, по разумению твоему, не имеющему еще ни образа, ни силы, а только по представлению, но делай и при этом радей о том, чтобы за представлением развился в тебе сам образ этой добродетели. Образ этой добродетели иным словом мы с вами называем с марта месяца как? Представление — это знание добродетели, а образ? Какое слово? Мы еще задаем вопрос друг другу: «Как ты знаешь?» Что это такое? Исток. Исток — это есть образ добродетели, т. е. это то, что в тебе уже есть. Или в старшем, который несет в себе эту добродетель, уже есть. И поэтому, когда мы приходим и спрашиваем: «Что ты знаешь о добродетели?» — спрашиваем об образе или о представлении? О представлении. Это ясно? А когда мы начинаем спрашивать: «Как ты знаешь?». То мы спрашиваем об образе или о представлении? Об образе. И это есть исток.

А если еще спросить: «А какие при этом плоды действия истока?»,-то мы тогда будем спрашивать о чем? Не о представлении, не об образе добродетели, а о его силе. Каковы результаты, каковы плоды действия в тебе добродетели? Это уже идет речь о силе. Мы, правда, такой вопрос еще не задавали друг другу, но он наметился. Так вот, задача, чтобы вы ясно себе разумели, над чем мы сейчас с вами трудимся. Да, с боем, да, с трудом, да, сами переживаем массу всяких неясностей, как вести учебно-образовательный процесс, чтобы он шел в образ и в силу добродетелей.

Сегодня совершенно ясно: надо трудиться над церковным укладом. Но тогда в церковном укладе лекционная часть будет занимать последнее место, потому что это место тоже нужное, ведь его нет, тем более для нас, которые в с детства семье не имели уклада. Но что дает лекция из этих трех моментов добродетелей: представление, образ и сила? Представление. Это слышите ясно? В то же время можно без этого обойтись? Нам сейчас вообще все лекции убрать? Нет, но место лекций все-таки место представлений, ценность представлений минимальная, по сравнению с образом и силой. А необходимая? Да, необходимая, хотя опыт простеца говорит, что: «Да нет, не обязательно». Простецы говорят: «Не надо, не обязательно, я как-то обхожусь». И когда живешь с простецом, то имеешь такой образ и такую силу его действования, что поражаешься. Простецы — это необразованные люди.

Так вот, если смотреть традиции Церкви по житиям, то значительную часть святых составляли простецы. Значительную часть. Поэтому мне хочется, чтобы вы ясно это разумели и с этим сознанием выходили бы в мир дальше восстанавливать церковный уклад, но это значит самим становиться собственно церковными людьми, живущими богослужебным церковным кругом именно так, как он сейчас для нас открывается.

Очень трудно так жить, правда? Проще просто приходить на службу с потребностью утешения. До службы никаких приготовлений особо не делать… В Греции ну просто потрясло нас с Алексеем богослужение в Салониках. Нам сказали: «Приходите, будет вечерняя служба, которую очень любит греческая молодежь». Зашли в храм Димитрия Солунского, а там есть подземный катакомбный храм, там пещера, в нижней части пещеры идет служба. Я как-то не мог понять. Началась она в восемь вечера и закончилась полдесятого. Полтора часа она шла.

Я-то приготовился: сейчас начнется вечерня, утреня, действительно началась, прошло пять минут: что такое, вдруг шестопсалмие. На греческом языке, но я вижу по действиям, что шестопсалмие, пять минут прошло всего. И что-то оно за одну или две минуты. Потом открываются врата уже, так это полиелей начался, что ли? Да, а прошло минут двадцать с начала службы. Полиелей уже идет, потом канон, потом вдруг закрываются врата, закрывается завеса, часы пошли. Прошел часНачалась Литургия. Открываются врата, и выходит уже батюшка причащать — прошло час пятнадцать минут. Идет причащать. И действительно, там много молодежи собралось, но не только молодежи, люди разного возраста, все прямо с трамвая, после работы… Я спросил: «А они целый день не ели, что ли?» — «Как не ели, почему? Ели». Я говорю: «Как, к причастию надо же натощак идти». — «Да, а мы не знаем этого». — «И что, вы весь день просто провели на работе?» — «Да». — «И кушали?» — «И кушали. Так у нас принято, обычно так». Причастились почти человек тридцать, наверное.

И все, за полтора часа весь богослужебный суточный круг. Но ведь к этому же надо прийти. Понятно, что при таком совершении служб ни о каком церковном народе речи просто быть не может. Люди приходят ради того, чтобы утешить свои религиозные потребности, вот и всё. А их немножко, их «кот наплакал».

Правда, при этом надо отдать должное, что когда мы пошли на утреннюю службу, то там шла нормальная служба, правда, тоже сокращенная, как-то упрощенная, но все-таки по длительности, по всему порядку была нормальная служба, Литургия с часами, причастие. Я понял, что, видимо, уже начинается разделение людей: одни так делают, а другие так.

И потихонечку внедряется вот этот вечерний вариант. Причем все смотрят на это очень спокойно. Как бы отдавая дань, что: «Господь же всех любит, и им тоже надо причащаться, они по-другому не могут, они немощны, пусть хоть так».

Но если мы посмотрим все слова о причастии, то такое причастие причастием не является. И там Духа Божьего нет. Это апостасийное состояние богослужения, от которого отходит Святой Дух. Это то, что потом по пророчествам будет во всех храмах, потому что будет стоять народ, в благодати не нуждающийся и не подозревающий вообще о ней, что это такое и как ее добывать, благодать-то?

Поэтому центром уклада является богослужебный годовой круг со всеми его четырьмя периодами, связанными с каждым праздником. Каждый отмечаемый нами праздник, который мы вводим в свою жизнь, непременно имеет четыре периода: серьезная подготовка к нему, само содержание и образ, и сила самого праздника, праздничного богослужения и данного праздничного дня, и затем следующий попразднственный период закрепления и образа, и силы, не только представлений добродетели и, наконец, будни жизни, где ты развиваешься.

Если говорить о педсобытии, то это третий этап педсобытия, когда идет развитие образа твоей добродетели и уже в буднях добродетель получает сначала закрепление упражнений, потом идут искушения, преодоление искушений ради добродетели, потом генеральное искушение, которое закрепляет все добродетели так, что уже никакие искушения тебя не заденут. И, наконец, продолжающий этот образ добродетели четвертый период — это после генерального искушения. Повторение добродетели.

Ну, вот это всё, пожалуйста, разумейте. И когда вы говорите, быть или не быть в укладе и складываете свое отношение, вы должны иметь к этому разумное, т. е. сознательное отношение и знать, что отстаивать и перед самими собой, потому что апостасийные же процессы воюют против уклада в нас самих, мы с вами буквально противимся каким-то моментам, да? Чтобы знали, что происходит внутри нас. И даже если и поддавались бы этим процессам, не ходили бы на трапезы, не участвовали бы в специальной разумной подготовке, в постах — не исполняли бы подготовку или чувствовали бы вообще, что пересыщены содержанием, и поэтому бегали бы от содержания, но чтобы при этом разумели, что это процессы борьбы происходящей внутренне, где мы не стали вполне воинами против них, но именно падая и снова подымаясь, мы учимся все-таки стоять и больше не падать. А в конечном итоге держать знамя церковного уклада уже как свою жизнь. Так что уже даже пистолетами и расстрелами ее не побить.

Вот вы сейчас приехали с каникул. Естественно, возникает вопрос: учебный процесс происходит уже или нет? Так как я постоянно слышу: «Вот, нет никакой учебы, опять труды, труды». Как нет учебы? А разве время окончания каникул у нас не поставлено специально к празднику Воздвижения Креста Господня? Разве прямо с каникул вы не сели сразу через день на занятия содержательной подготовки к празднику Воздвижения?

Да, с трамвая, да, с разгульных хлебов каникулярных, и совсем ошалевшие вдруг перед Воздвигающимся Крестом, и чего ради он вдруг нам? Но, тем не менее, мы уселись именно для того, чтобы войти в новый церковный год. Причем устроено каникулярное время таким образом, что начало нового учебного года совпадает с началом церковного года. Это же сделано сознательно. И мы с вами вступили сразу в богослужебный годовой круг. Ну, мера вступления у каждого, конечно, своя, и умножение этой меры — это и есть, собственно, наша учеба.

Во-первых, мы учимся церковному укладу. Второе, внутри уклада мы учимся собственно богослужебному церковному кругу, умению быть в нем, хранить его и держаться в нем собственным развитием. Ваше развитие связано с церковным укладом. Не с лекциями, не с аудиторными занятиями, а с самим богослужебным кругом, который совершается в укладном порядке, а не в лекционном. И для нас с вами лекция об укладе имеет третьестепенное значение, потому что это всего-навсего представление, но не образ и не сила. Потому что под образом мы имеем в виду не представляемый, а живой образ, образ живых добродетелей.

И вот, после Воздвижения Креста Господня следующий праздник как раз прп. Сергия, и за ним сразу Иоанна Богослова. Праздник прп. Сергия, раскрывает нам, как Крест Господень брать, как его нести, как осуществить его в своей жизни. Прп. Сергий это сделал. И сразу после прп. Сергия праздник Иоанна Богослова. А какие плоды при этом образуются, если ты будешь жить так, как прп. Сергий, неся Воздвигнутый Крест и идя Крестным путем? Какие будут из этого плоды? А плоды будут Иоанна Богослова. Это плоды чего? Любви.

И давайте перенесемся теперь в прямо противоположное место, вот если годовой круг нарисовать, то прямо противоположное место — май месяц, где опять Иоанн Богослов. Но там он идет не за свт. Николаем, а перед свт. Николаем. А в богослужебном круге он как бы заново вдруг нас возвращает к любви. И если, говорит богослужебный круг, ты будешь жить любовью, как Иоанн Богослов, то в своих поступках и деятельности ты будешь иметь широту дел любви, как у кого? Свт. Николая». Слышите, поразительно, как устроен богослужебный круг.

И тебе это надо пройти опытно. Не просто вот сейчас вдруг в озаряющем тебя представлении: «Надо же, оказывается, вот как всё происходит». И это мудрость церковного устава. Это практическое прохождение богослужебного круга и есть, собственно, владение жизненностью церковного устава. Не схоластика церковного устава, которая заключается в том, чтобы перекидывать, перелистывать страницы книги, перемешивать, вовремя подсовывать — не в этом заключается богослужебный устав. Хотя без этих действий ничего не произойдет. Это внешняя сторона богослужебного устава. Богослужебный устав — в жизненности богослужебного годового круга.

И вот теперь смотрите, год начинается с Креста Господня, продолжается дальше в образ и пример исполнения этого Крестного пути в жизни прп. Сергия Радонежского, является в своих удивительных плодах любви в житии Иоанна Богослова и далее, так как мы с вами учимся этому всему, богослужебный круг церковный говорит: если ты учишься любви, то весною, войдя в любовь, ты будешь проявляться в таком богатстве дел любви, каковые имел свт. Николай.

И тогда уже, имея такое богатство дел любви, ты входишь в праздник Святой Троицы как действительный носитель Ея образа и силы. И тогда полнота Святой Троицы — это не полнота чувственной бурной жизни, соединенной с природой, — к сожалению, такой образ создала советская литература. Специально извратили, исказили, связали Троицу со всей природой, с березками, с хороводами.

Да, хороводы свойственны именно Троицкому празднику, но они рождаются и идут из источника добродетельной полноты, полноты добрых дел, дел любви. Из того духа, из того образа они идут. Вот что происходит. И если выходят хороводы в природу, то только потому, что от полноты любви природа преобразуется. Так как Господь весь мир сотворенный вручил Адаму для возделывания его, и оттиск мысли и такой порядок жизни дает именно церковный уклад, которому мы с вами сейчас учимся. И в осенние труды-то мы сейчас входим именно потому, что мы совершаем в этих физических трудах как раз дела любви. Как минимум, они должны идти от нравственной чуткости к ближним, потому что нравственная добродетель — это чуткость к ближним и забота о них. И глубже того, из добродетелей христианских, потому что как нравственные добродетели очистить от духа самолюбия и самоугодия и от ценностей мира сего. Как очистить? Только работая над духом. Это же дух надо очищать. Чтобы твоя душа в нравственном стала чистой, надо очищать свой дух от самолюбия, чтобы дух самолюбия не вмешивался в твои добрые нравственные качества. Или чтобы ты нравственные качества не использовал для своего самоутверждения.

Но тогда все христианские добродетели — это работа над духом. Если труд над нравственными добродетелями — это труд над душой, то труд над христианскими добродетелями — это труд над собственным духом, когда ты отлагаешь, отсекаешь дух самолюбия, самоугодия и ценностей мира сего. И вот если ты из этого сейчас входишь в труды, то ты вполне в нужном, в необходимом укладном действии пребываешь и это действие тебя учит.

Потому и с некоторым безпокойcтвом и заботой я вслушиваюсь и всматриваюсь, а как вы во всех трудах-то идете сейчас: от ленцы ли идете, от безпечности, от безответственности, от разгильдяйства или вы идете в труды от нравственных добродетелей? Возрастая в них и одновременно используя труды для работы над христианскими добродетелями, особенно над воздержанием, отсюда над смирением и отсюда — над молитвой. И все время совершая духовный труд — труд самоотложения и труд самопринуждения. Духовный труд. Вот делаете вы это или нет? Или вы в ходе труда, самозабвенно, забыв про себя и про свое спасение, отдаетесь физическим удовольствиям мышечного порядка? Когда бодрость мышц дает бодрость духу. Только какому духу? Это советский лозунг, да? греческий, да? оттуда взят? В здоровом теле здоровый дух. Действительно здоровый дух, так что как наедет, так от тебя ничего не останется потом, дух монстра. Вы это воспитываете? Интересно, в сам разгар труда подойти и вас испытать на дух? Что там будет, что получишь в итоге?

Некоторых из вас пришлось осаживать, потому что когда я вдруг встречался с таким «здоровым» духом, проявлявшимся не в трудах, а уже за пределами трудов, встречался на разных тропинках с кем-то из вас, то такой дух на меня наезжал, что пришлось осаживать его, и прилюдно осаживать даже. Но благо, все-таки слышат. И соглашаюется с этим сокрушением их духа.

Поэтому, собственно, учебный процесс начался с самого первого дня после каникул. Даже вот эта вечерняя трапеза, где мы делимся друг с другом, что было на каникулах и во время отпусков — она уже есть начало учебы в делах добродетельных. И я увидел таких гнусиков наших, которые не хотели идти на эту трапезу, и которых пришлось буквально загонять на трапезу.

Как так можно, ты целых три недели не виделся, более того, люди разъезжались в такие удивительные места, Господь же там даровал какие-то вещи, и ты не хочешь это все обрести, не хочешь к этому прикоснуться. Люди повстречались с такими добродетельными образами и силой где-то в разных местах России, и ты не хочешь об этом услышать? К этому прикоснуться? Да как же так? Да кто ты вообще такой?

«Я гнусик», — отвечает. Да какое ты имеешь право вообще здесь быть гнусиком? Где угодно будь гнусиком, но здесь не имеешь права быть. «Ну ладно, пойду», — сказал гнусик и поплелся. И гнусиком так и остался тут сидеть. Когда вот это все видишь, ну прямо такая боль за человека, ты видишь, что человек испорчен окончательно, до такой степени испорчен, что просто дальше некуда.

И жалко, и больно за человека, и хочется так дать, трахнуть его, чтобы он выскочил из своего гнусного настроения и состояния. Ну, понимаешь, что ударишь по гнусику, а оттуда явится сам хозяин. Упаси Бог. Поэтому приходится так вот цацкаться, на блюдечке носить. Ну, благо, не всех. Кто-то уже пришел в ту меру, когда можно и стукнуть. Причем, стукнуть не человека же, а стукнуть по его самости. И он будет согласен с этим и будет потом благодарен. Слава Богу — это все-таки есть и происходит.

Так вот, учебный процесс начался с самого первого дня приезда. Более того, на каникулах и в отпусках он и не прекращался. Потому что каникулы и отпуска — это наша пустыня, в которой ты проверяешь себя самого, образ и силу добродетелей, образ и силу церковного уклада ты проверяешь, будучи один на один с этим миром, выйдя в него. Вот о чем речь.

Ну и теперь последнее: какие же обычаи у нас связаны с праздниками? Я почему об этом говорю? Меня как-то очень тревожит ситуация с хороводами. Потому что хороводы — одна из самых серьезных сфер жизни молодежи, которая для значительной части молодежи просто необходима. И которою воспитывается и образуется душа. Т. е. образуется в добродетели буквально. Более того, в некоторых хороводах, мы-то таких не водим, но которые на Руси были, шло образование даже духа.

Помните, я говорил про хоровод, который два часа девицы могли водить, взявши под локоток друг друга и медленными шажками, на четверть ступни продвижение идет, с перевалкой, внутрь круга — вовне круга, внутрь круга — вовне круга идут, и одна и та же монотонная попевка идет, и двести или триста четверостиший пропевается. Два-три часа длится такой хоровод, медленно-медленно продвигаясь, «в час по чайной ложке».

Кто выдержит такой хоровод? Только дух смиренный. И вот девицы прошлых веков способны были на такие хороводы, более того, они любили их, они в них ходили по два-три часа, для нас сейчас это монотонно. Для них это хоровод жизни. Неудивительно, что девица, способная ходить в таких хороводах, естественно, способна стоять на великопостных службах все семь недель. Ясное дело, что родившийся от нее ребенок тоже будет способен стоять на этих службах. Совершенно ясно, что такая девица, став женою, возьмется за любое хозяйство. Она понесет любые тяготы, они ей будут «море по колено», потому что она в духе воспитана, и воспитана в хороводах отчасти. В значительной мере то, конечно, в богослужениях и Таинствах, но вне богослужений она закреплена в душевном своем настроении в хороводах.

И поэтому мне очень больно, что хороводы начинают гаснуть, исчезать, уходить из жизни. И подумалось, что это так происходит, потому что они слишком часто и не ко времени проводятся нами, вот в чем дело. Если бы они проводились так редко, как это было на Руси, и время хороводов ждали бы, а когда оно наступило, жили бы со всей полнотой и глубиной своей души и духа, причем церковного духа, то, конечно, они имели бы воспитующее, образующее значение. Образ, дающий добродетели. Если говорить о хороводах, то мы же восстанавливаем не какой-то игрушечный уклад, понарошку что ли? Мы восстанавливаем тот уклад, который подобает добродетельной церковной жизни, который был на Руси выработан. Семь столетий Россия вырабатывала этот уклад, эти обычаи уклада, а потом за триста лет взяла и спустила их. Правда, в последнем столетии помогла очень активно большевистская фракция.

И сейчас наша задача — восстановить. Да, то, что обреталось семь столетий, восстановить буквально за какие-то десятки лет нашей училищно-общинной жизни. Вот какую грандиозную задачу эпохального значения мы сейчас с вами ставим перед собой. Мы ставим ее, дерзаем на нее, потому что другого спасения у нас сейчас нет. Чтобы спасти массу народа, нет другой силы, кроме как силы уклада. Никакие занятия, никакие лекции, никакие беседы ничего не дадут, потому что это всё безсильные методы, они имеют силу только там, где за ними стоит образ и сила уклада, тогда они будут питать представлениями и сразу давать и образ, и силу из опыта.

Вот поэтому мне очень хочется, чтобы вы сознательно, разумно, серьезно относились ко всем обычаям и традициям, которые мы сейчас восстанавливаем, с таким трудом отыскивая их. Порой в книжке прочитаешь описание, а никак не можешь понять, а где там образ, где там сила. И только спустя годы собственного воцерковления открывается, что в этой книжке всё написано, в описании представлений всё есть, только ты не мог этого прочесть, потому что ты сам не был ни в образе, ни в силе. А когда ты через церковную жизнь, наконец, приходишь к какому-то образу и к какой-то силе, ты вдруг видишь, что, оказывается, в книжке-то написано об этом. А ты не мог прочесть. Вот это сильно сейчас пережили наши пятиклассники на выпускных экзаменах. Билеты были составлены так, чтобы в итоге во время чтения книг заработала укладная сила.

В течение всех пяти лет это постоянно звучало в «Учении о добродетелях», в «Учении о Церкви», в «Учении о благодати». Казалось бы, они всё знают. Когда, готовясь к экзаменам, они начали перечитывать книги, мы были потрясены. Оказалось, что какие-то книги они неспособны даже читать. Т. е. внешне бы прочитали, запросто, прочел, да и всё. А читать так, как они теперь знают, как надо читать, они вдруг не смогли, некоторые книги вообще не давались им, и всё тут.

Школьным образом читать не умели, уже разучились, слава Богу, к пятому классу, а новым способом читать какие-то книги уже не давалось. Так это же здорово! С одной стороны, экзамен заваливался, а с другой стороны причина этого завала заключалась в том, что человек изменился, но еще не состоялся в этой измененности, не обрелся до конца. Перемена уже произошла, а ему нужно еще много лет для того, чтобы эту перемену в себе закрепить. А тут уже экзамен, проверяющий, закрепил или не закрепил? Ну не закрепил, ну и что из этого? Но зато ты способен уже двигаться тем нужным способом в этой книге, какой требуется для церковного человека. И поэтому в итоге, экзамен все показали, кроме Олега.

Это же достижение. Нынешние выпускные экзамены — это вообще удивительное явление. Двадцать лет назад, задумавшись над тем, что советская школа делает что-то не то, я вообще предполагать не мог, что такие выпускные экзамены могут быть. У меня в мыслях это не могло сложиться. Просто не могло. Церковный уклад дал эту возможность.

Так вот, хороводы, когда они у нас бывают? Раньше это всегда была только Троица, у нас же хороводы связаны с праздником Рождестваи с праздником Пасхи. Пусть так и останется, в три великих праздника будут хороводы. Еще и бытовой праздник — это праздник свадьбы. Пусть так и останется, что есть свадебные хороводы, кстати, надо сейчас более внимательно содержание свадебных песен еще раз подчистить, чтобы во время свадьбы мы вдруг не пели: «Голубой вагон бежит-качается…» Пусть качается где-нибудь, но только не на свадьбе. И бегают в ручейке этим «Голубым вагоном». Пусть на свадьбе всё будет крепким, а не качающимся.

Много тут различных нюансов, которые, казалось бы, пустяк, но на самом деле это всё работает. Он же, этот пустяк все время повторяется, а когда что-то повторяется, то к этому начинаешь привыкать и, в конечном итоге, душа твоя образ-то теряет же? Она начинает обретать какой-то другой образ. Образ гнусиков.

Неудивительно, что сейчас современные школьные учебники, особенно первых пяти классов, так тщательно составлены, что в них вошли матерщинные образы вплоть до этого. Там такое содержание сейчас, я вообще ахнул. Как-то не касался, не касался. Открываю, ужас. Да никогда в жизни никто из нас, родителей, в 60-х годах не позволил бы такой учебник даже в руках держать ни одному ребенку. А сейчас дети спокойненько читают там про этих гнусиков, смотрят иллюстрации ужас какие. Чего там только не понапихано. Это в начальной школе. Поэтому надо очень внимательно относиться к содержанию.

Значит, хороводы пусть будут привязаны к четырем праздникам. И в каждом празднике свои содержания. В Троице — это Троицкие содержания, это, скорее всего, народные песни, все свойственные Троицким хороводам песни, только не эстрадного характера, а древней Руси, песен которой, кстати, в этих самых фольклорных книжках нет. Или же надо выбирать оттуда по одной. Это не эстрадный фольклор, а это тот самый фольклор, который вдруг неожиданно сестры тут начали пропевать. Однажды пропела Надежда Николаевна со старшими сестрами удивительную песню «Над Москвой заря занималася» — потрясающий нравственный поступок, потрясающая мелодия, дух песни удивительный просто. Тот самый исконный православный народный. Вот это надо восстанавливать.

Песни подобного рода — дух православного народа. Такие песни были буквально огнем выжжены из фольклора, и то, что сейчас на эстраде поется под видом фольклора — это совершенно не фольклор, это не православие. Это народное, но это не православный фольклор, и вы должны это различать. И не увлекаться. И нас не вовлекать в такие чувственно-потешные дела Петра I. Они с Петра I-го начались и потом развились очень сильно. Это потеха над церковным укладом, потеха над духом церковным. Не надо этого делать.

Это о хороводах. Теперь, совершенно точно сейчас обозначилась и закрепилась уже традиция, что на всех Богородичных праздниках мы идем по канавке. И вот этим летом появилась новая удивительная традиция в семейном поселении, на празднования прп. Серафима и прп. Сергия Радонежского. На прп. Серафима вы уже участвовали в этом — это ходить по местам преподобного. Похоже, что в этой традиции есть такая какая-то глубина, недостижимая даже. Казалось бы, ну что это из года в год — места преподобных одни и те же, и канавка одна и та же, да и утренние и вечерние правила тоже одни и те же. Но неизменяемый чин богослужений тоже один и тот же. Однако именно эта неизменяемая часть, постоянно повторяющаяся, дает глубину. И вот по этой традиции, похоже, будете входить в те же самые места преподобного. Вряд ли они будут особо меняться. Скорее всего, они, в конечном итоге, выделятся как наиболее значительные места преподобного, какие для нас сейчас очень важны, и мы начнем в них ходить, но вот что поразительно. Во-первых, их около девяти этих мест. Семь-девять. Народу у нас стало поменьше, может, семь мест выделится окончательно. Они опытно выделятся, постепенно как-то выкристаллизуются именно те, которые наиболее важны для нашего сегодняшнего освоения. Ясно, что за один праздник во все семь не попадаешь, более того, , благословленный жребий определяет тебе, в какое место пойти. И если ты тянешь этот жребий и просишь Господа: «Благослови, Господи, именно то место преподобного, которое мне, сегодняшнему, как раз и является наиболее научительным, именно сегодня потребное делание, над которым мне надо трудиться хотя бы в ближайшие два месяца или памятовать хотя бы о нем, размышлять о нем. Это место мне благослови»-то конечно, ты на празднике преподобного попадаешь именно в то из семи мест, которое тебе сейчас надобно. И когда ты второй раз попадешь в те же самые места? Неизвестно, в какие годы.

Обычай, похоже, очень богатый и почти неповторимый. А если тебе вдруг Господь дает повторение того же самого, то значит, тебе надо в этой области или в этой сфере развиваться, совершенно очевидно. Т. е. в этой традиции появляется некоторая учительная, наставительная сторона, и это очень важно. Значит, с праздником этих двух преподобных — Сергия и Серафима — соединяется у нас хождение по их местам.

На праздники любви Иоанна Богослова когда-то была у нас традиция, а в последние два-три года куда-то пропала и изчезла. Мы тут на педсовете сидели, восстанавливали и вспомнили, как эта традиция началась, а потом как-то ушла в песок: совершать в этот день дела любви. Совершение дел любви у нас соединилось сейчас с воскресным днем, потому что, если ты идешь в праздник воскресенья, то воскресший человек воскресает в добродетелях, а потребность добродетелей только одна — совершать службу ближним.

Потребность добродетелей христианских — служить Богу. И в зависимости от того, в каких добродетелях ты более всего в воскресный день себя чувствуешь, в том направлении ты и должен идти. Если ты чувствуешь себя более в христианской добродетели-то молись Богу и размышляй, занимайся богомыслием, сиди в уединении в воскресный день. Ежели в тебе возгревается после воскресной службы добродетель нравственная — естественно, она тебя ведет и тебе уже хочется делать дела любви ближним в доме престарелых, либо в больнице, либо детям-сиротам или безпризорникам, или же кому-то еще. Или же здесь в Отраде тем, которые особо нуждаются, не просто так, «баш на баш», «ты мне — я тебе», а именно нуждаются, так, что они тебе ничем не ответят. Но именно в данный момент тебе надо быть рядом с ними.

Вот дела любви. Значит, они связаны с каждым воскресным днем и сугубо с днями любви Иоанна Богослова. Вот пока точно укладные обычаи, которые у нас за 13 лет наработаны. Теперь можно будет потихонечку удалять обычаи, которые так, от ума у нас возникли.

Похоже, что в праздновании свт. Николая с колыбельными, сказками, притчами есть какая-то надуманность. Вот никак не вырулим. Надо сейчас над этим поработать. Искали, какой обычай соединен с каждым праздником, но похоже, что здесь есть некоторая надуманность, хотя, может быть, и нет. Может быть, надо найти какой-то поворот, который бы сделал это: и колыбельные, и притчи, и сказки ввел бы в церковный уклад.

Кстати об обычае каждый раз играть сказку. Как только мы теряем богомыслие по поводу обычая и перестаем размышлять о его месте в том или ином действии, то сам обычай начнет куда-нибудь скатываться и очень может быть, что и сказки тоже, которые у нас так радостно сейчас вошли в жизнь, начнут либо самодовлеть, либо терять свою связь с самим праздником. Я на нескольких праздниках начал эти вещи замечать. Видимо, Антоний иссякает уже, а подхватить кто-то не берется, ни у кого этого дара нет, только один Антоний у нас с даром, может, отчасти сейчас Владимир Тимофеевич как-то тоже начал подступать к этому, но не знаю, от дара ли или просто от увлеченности? Время покажет.

Сейчас вот на этой свадьбе что произошло? Владимир Тимофеевич спросил меня, можно ли сказку показать двумя эпизодами: сначала полчаса в одной части свадьбы, потом полчаса в другой части свадьбы, целый час на сказку, на сценическое действие. Я говорю: «Это категорически невозможно, на театральное представление максимум — 15 минут». Тем не менее, сказка шла почти 40 минут. Что при этом произошло? Свадьба-то жила живыми отношениями людей друг с другом и особенно с молодыми. А тут вдруг сердечное внимание к молодым и к их жизни начало обращаться в сторону сказки. Ну, 15 мин. это еще ничего, за это время внимание к молодым не перебьешь, но когда прошло 20, 25, 30, 35 минут, после сказки свадьба прекратилась…. Она была уничтожена. По тем удивительным связям, не знаю, как вы, но по моему чувству, это была лучшая из свадеб, какая вообще у нас когда-либо была. У нас такой свадьбы никогда не было.

Была такая точность действия, которые шли одно за другим, такое неожиданное единодушие, когда, один другого слушая, попадая точно и духом, содержанием в образ предыдущего, что происходит в лучших многоголосиях — это вдруг стало происходить на этой свадьбе, не знаю, заметили вы это или нет, жили вы этим? Свадьба была какая то, все время от единой души совершающаяся… это единодушная свадьба была. Свадьба шла в каком-то удивительно легком духе, не было нигде никаких натяжек, как редко бывает. Т. е. это был вообще лучший образец нашего свадебного восхождения.

Я очень радовался… я не благословлял Олега с Инной Золотовских снимать эту свадьбу самим. Обычно бывает, я говорю: «Олег, надо снять свадьбу» — «Ой, у меня столько дел…» — «Олег, ну надо» — «Ну тогда ладно, какие-то кусочки там сниму». А тут вдруг они сами приходят, сами снимают, да еще с таким самозабвением, и почти все моменты свадьбы. Я и не думал, что свадьба такая будет. И как-то никаких заказов вообще не дал. Снимают да снимают там, потом отдадут эту пленку, она никому не нужна будет, кроме самих молодых. А в тот же вечер я звоню Олегу: «Олег, все пленки сохранить», — потому что лучшего варианта у нас нет. И если говорить о том, чтобы передавать другим приходам и еще каким-то людям, вообще, сам порядок свадьбы и всю ее содержательную глубину, глубину душевную, глубину духовную, то образца лучшего у нас пока нет. И поэтому сейчас дал задание Олегу, чтобы он составил двухчасовую кассету, сохранившую все лучшее из этой свадьбы. И поэтому, конечно, было особенно досадно, что вдруг в конце свадьба раз — и вся перечеркнулась. Она изчезла, потому что потом с трудом пришлось идти к концу свадьбы, так как после спектакля, вы заметили, никаких больше здравиц не было, наступила пустая тишина. И она была настолько пустая, что даже подыматься и благодарить было не из чего. Вдруг оказалось, что не за что и не из чего благодарить, мама Леши сидела рядом со мной, говорит: «Батюшка, а что мне говорить, а как мне…» — «Но Вы же до этого были готовы к этому?» — «Да, батюшка, была готова, но что-то я сейчас растерялась». На другом конце Владимир Александрович с Надеждой Ивановной тоже какую-то натянутость сидят и переживают, не могут собраться. И сами молодые, Алексей с Надеждой тоже внутри переваривают что-то такое, обязанность есть, а из чего ее сделать — вдруг все опустошилось. Ну, не в такую меру, что прямо уж совсем, но угасла вдруг свадьба, вот что произошло.

Эти вещи надо точно отслеживать, знать, особенно братьям, которые будут впоследствии священниками, пастырями на своих приходах. Надо очень тонко чувствовать организм свадьбы. Его надо созидать, а не создавать какую-то внешнюю красочность или зрелищность. Но и зрелище тоже должно работать на молодых, а тут оно заработало само на себя. Вот такие нужно учитывать моменты, поэтому обычай сказки тоже очень важен для нас, тем более после лекции о. Алексия Сысоева о сказке, которую, кстати, мы еще будем внимательно изучать. Это же целый пласт народной жизни: сказительство, скороговорки, поговорки…

А если говорить о церковном пласте, то это притчевый пласт Церкви, который начинает свое развитие от «Притчей Соломоновых», «Книги Экклесиаста», «Книги премудрости Иисуса, сына Сирахова». Всё это богатство церковного притчевого содержания, народного православного сказительного содержания надо восстанавливать и к нему надо очень внимательно сейчас отнестись. Вот Антоний объявил, что он уже больше не будет сказки ставить, а кто ж тогда будет, если не Антоний? Придется всем тогда это делать.

Я думаю, по мере того, как мы сейчас будем внедрять в общинный уклад занятия о. Алексия Сысоева, наверное, появятся те, кто сказительную часть тоже возьмут и разовьют дальше. Где-то рядом стоит обычай колыбельных, на одном из праздников, колыбельные вдруг зазвучали. Я помню, тогда запела Надежда Ивановна, потом еще кто-то запел из взрослых мам, и мы вдруг услышали колыбельную. Мы вдруг ощутили, что она вообще значит в нашей жизни, мы уже взрослые, а она, оказывается, в нашей взрослой жизни очень многое значит.

Значит, все-таки что-то такое важное здесь есть. Как это сделать, чтобы оно было таким всегда — это тоже задача. Вот пока такие обычаи у нас есть, соединенные с праздниками. Их надо очень тщательно хранить.

Теперь по содержанию предстоящей трапезы. Эту трапезу я объявил как трапезу благодарения преподобному Сергию. Летнее празднование — это чествование, прославление преподобного Сергия, а это — наша благодарность ему. И вот как ее выразить, за что, в чем эта благодарность? Я вижу, что пятый класс серьезно принял это благословение. Собрались даже дважды. И произошла серьезная работа в связи с заданием. Какие классы еще собирались? Второй класс собирался? Жаль, что всего два класса. А есть какая-нибудь семейка, которая собиралась? Нет. Жаль. Это ведь ваше отношение к благословению, насколько вы воспринимаете благословение, насколько вы живете им, насколько оно ценно для вас, потому что благословение — это область сугубой церковной жизни. Там, где ты начинаешь исполнять благословение, начинается собственно церковный крест, там начинается крестоношение, там начинается крестный путь, потому что там, где ты войдешь искренне в благословение — непременно враг подойдет. Там начинается собственно духовная борьба, там начинается собственно нравственная битва.

Может быть, поэтому люди современные, боясь благословений или этой области, бегают от благословений, легче жить вне благословений. И мне отрадно, что именно пятый класс благословение принял, значит, есть все-таки какие-то плоды нашего общиноучительного труда, который сказывается к пятому классу. Сожалею, что ни третий, ни четвертый класс в это, похоже, не идут. И это, получается, какие-то наши огрехи. Где-то в чем-то именно эти классы мы недотягиваем со своей стороны, со стороны педагогического состава и священства. Но это должно стать и вашей заботой тоже, потому что уклад — это когда обоюдная забота о спасении. Вы спасаетесь, только тогда можно вас спасать. Если вы не хотите спасаться, то спасти-то вас невозможно же.

Поэтому, когда мне говорят: «Не хочу учиться, а хочу жениться», — я говорю: «Господи, помоги!» Началась какая-то катастрофа. Ну ладно там, в благословленное время — третий класс закончили, благословлены начать серьезно готовиться к супружеству. А то вдруг с первого класса — бух: «Благословите нас». Какое «благословите», когда ты еще не знаешь, что такое благословение. Какое тебе благословение? Там не благословение будет, а сплошная самочинная какая-нибудь жизнь. За три года ты сначала войди в область благословения, начни хотя бы ценить это, хотя бы хоть чуть-чуть, хоть как-то какие-то благословения принимать всерьез, т. е. в жизнь и жить ими. Тогда только ты способен как-то к женитьбе готовиться. И то два года. И то не всегда с хорошим результатом…

У нас, слава Богу, опыт-то сейчас большой уже. Теперь такой момент: там, где начали уже работать — а кто лично начал работать над благодарением, от себя лично благодарность принести, кто действительно уже размышляет, уже ищет? Четыре человека только. Ну, это беда. Объяснить это просто усталостью от церковной жизни — нелепо. Мы-то с вами должны учиться постоянному преодолению себя. И только тот вырулит в жизни и спасется, кто это преодоление сумел совершить за время пяти лет обучения здесь. А кто это не сделал, то опыт показывает, что очень быстро, буквально три года после училища пройдет — и все, человек начал обмирщаться. Хотя и там же Господь, Господь-то везде. Не только здесь же, везде сейчас Господь, куда б ты ни пошел. Но обмирщение происходит, вот беда.

Сейчас мы завершаем, все необходимое сказано, поэтому дальше все по своим местам, сейчас полностью все время подготовки к празднику. В подготовку к празднику что входит? Подготовка мест нашей жизни: комнаты, коридоры, территория, чтобы все в порядок привести. Второе — это содержательная подготовка: клирос, содержательная группа к празднику, и, наконец, содержательная подготовка благодарения: за что вы будете благодарить преподобного. Если не классом, то хотя бы семейкой, причем классом — это одни события прожиты, а жизнь семейки — это другие события. Какие из этих событий за этот год были у вас наиболее значительными? Или вы, может быть, в артели наиболее значительное событие пережили. Или, может быть, какие-то события, которые пережиты вдвоем-втроем на общинном уровне. Это не внутриклассные отношения, не семейковские отношения, не артельные, а на общинном уровне такие отношения сложились и там у вас есть за что благодарить — идите тогда туда, но непременно пока это общинное, а значит групповое благодарение должно быть, потому что Церковь там, где «двое или трое об Имени Моем». Вот этот момент найдите, где это было у вас? Об Имени Его вы собрались, и действительно это произошло.

И это серьезная работа. И, собственно говоря, с момента, как вы начинаете готовиться к празднику, жизнь в празднике уже начинается, да? Это не так, что время подготовки — это время черновое, а сам праздник — вот где я собственно благодарность приношу. Нет. Когда вы даже задумались над благодарностью, вы уже начали благодарить. Когда вы тем более трудитесь над благодарностью, выискивая, а что именно должно стать предметом вашего благодарения, это тем более уже благодарение происходит. И вы уже в празднике, вы уже в предпразднстве.

А если оно еще исполнено обращенности молитвенной к виновнику праздника, то вы уже входите в полную Церковь — небесную и земную. Т. е. полнота предпразднства уже совершается. Поэтому не считайте, что это черновое время, как бы не имеющее отношение к празднику, а только подготовка к нему, а собственно жизнь праздника только на самом празднике начнется. Да не так: жизнь праздника уже началась с того момента, когда официально было объявлено, что мы готовимся к празднику прп. Сергия.

И неудивительно, что там, где задумались и работали значительное время над тем, как благодарение принести, оказалось, что это серьезная работа. Оказывается, что в этом непременно присутствовал и Дух Божий, и вся Троица благословляла эти труды и какое-то изменение, преображение и обретение уже начало происходить с теми, кто работал. И в отношении к пережитому году вы сейчас точно другие, нежели до начала этой работы.

Затем содержательная часть. Еще и приготовление самой трапезы. Попразднства в праздниках преподобных у нас нет. Зато предпразднство есть и продолжает быть. Для кого было, для кого, к сожалению, не было, но дальше чтобы оно было для всех.